ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Особого исследования заслуживают покровы, в течение десятилетий защищающие от вредного воздействия окружающей среды трепетный, страдающий от экологического неблагополучия, рефлектирующий организм Александра Борисовича. Хотелось бы подробно поговорить о многих поколениях любимых Александром Борисовичем голубых рубашек «up and down», в хорошем смысле слова консервативных; о твидовых его пиджаках гарвардского покроя, о фланелевых и диагоналевых штанах, в гостеприимных карманах которых находят приют и денежные знаки большей или меньшей конвертируемости, и клетчатые носовые платки разной степени свежести, и нуждающиеся в защите человека исчезающие природные формы. Брючные и пиджачные карманы Александра Борисовича это, по существу, филиалы Красной Книги (просим читателя обратить особое внимание на цвет этой символической книги, не случайный в биографии нашего героя!).

Хотелось бы поговорить и о башмаках Александра Борисовича, попиравших надежными своими подошвами и мягкую пыль проселочных дорог, и упругий ворс ковровых дорожек, и драгоценное покрытие престижных теннисных кортов. Затронутая тема так обширна, что каждый из ее аспектов буквально скрывается за горизонтом. И поэтому мы ограничимся рассуждениями о такой в материальном измерении незначительной и в то же время основополагающей части туалета Александра Борисовича, как его трусы. Обыкновенные сатиновые трусы! Мы не будем касаться покроя этого насущного предмета одежды Александра Борисовича, его очертаний и длины. Оставим покрой и длину за рамками настоящего исследования. Поговорим об их цвете!

К счастью, мы располагаем достоверными сведениями о том, что во время оно немало сил и таланта Александр Борисович потратил на противостояние существовавшему некогда антигуманному режиму, долгое время царившему на пресловутой шестой части якобы суши. Прискорбно, но кое-кто противостоял этому режиму на остальных пяти частях той же суши. Александр же наш Борисович предпочел эмиграции внешней эмиграцию внутреннюю, декларируя это решение посредством разнообразнейших и изощреннейших способов, в выборе которых изобретательный ум Александра Борисовича буквально не знал себе равных. Одним из таких способов и оказался цвет трусов, в которые Александр Борисович ежеутрене облекал стройные свои чресла*. Ходом повествования читатель исподволь подготовлен к тому, что цвет этот был красным!

Сколь прихотливым умом нужно обладать для того, чтобы найти столь необычную форму для проявления душевных склонностей диссидента и правозащитника! Не кажется ли вам, что наш Александр Борисович – это тореро, бесстрашно манипулирующий красной тряпкой перед мордой разъяренного быка, олицетворяющего для всех нас, робких интеллигентов, ненавистный режим?

О, эти красные знамена, эти галстуки пионерского детства! С каким сладострастием, ночами, при слабом свете ночника и глухо зашторенных окнах изготавливал Александр Борисович очередные красные трусы, ежеминутно помня об их генеалогии. Ибо (теперь уже можно раскрыть эту тайну, можно заявить о ней в полный голос), красная ткань, шедшая на сокровенные изделия интимного свойства, была первоначально полотнищем флага, развевавшимся во дни революционных торжеств над подъездом славного своими тоталитарными традициями дома, высокомерно взиравшего на наш древний город со своей заоблачной высоты.

Осознавая степень обоюдного риска, в исключительных случаях, в качестве акта особого расположения к человеку той или иной половой, национальной и социальной принадлежности, Александр Борисович демонстрировал свои красные трусы, отведя доверенное лицо в укромный уголок и слегка оттянув поясной ремень фланелевых штанов. Лицо, хотя бы раз увидавшее этот алый промельк, мгновенно становилось единомышленником Александра Борисовича и именно его считало отныне своим лидером. И ни один из Очевидцев и Свидетелей гражданского мужества Александра Борисовича в течение долгих социалистических десятилетий не выдал тайны доцента, невзирая на переполнявшую душу и грозившую выплеснуться наружу гордость от сознания причастности к Тайне.

Пурпурной искры, сверкнувшей во фланелевых глубинах, ощущения недреманного ока и тяжелого дыхания Старой площади за спиной, бывало достаточно для того, чтобы пали многолетние оковы страха, рухнули темницы подсознания, чтобы человек распрямился, почувствовал свою причастность к стану Александра Борисовича, влился в ряды борцов за Свободу Духа! В эту сокровенную минуту каждому хотелось воскликнуть: - Мы с вами одной крови, дорогой наш Александр Борисович!

* Чресла (см. чересла) – поясница, крестец или окружность тела над тазом. Чересла болят. Ему по череслам воз переехал. Препоясать чресла – готовиться в путь. Крепость мужа в чреслах. Чресла мужу даны, а лоно жене. (Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля).

следующая глава