ГЛАВА ВТОРАЯ
После приключившегося в его жизни казуса, а именно, удаления проросшего колючкою кактуса пальца, Александр Борисович долго не мог обрести душевного равновесия. Но не потому, что расстался с одним из своих фрагментов. Просто за двести восемьдесят недель симбиоза доцент сроднился с колючкой и приобрел привычку по нескольку раз в день легко касаться зеленого острия. В минуты сомнений и тягостных раздумий Александр Борисович нуждался в этом остром осязательном ощущении.

Однажды, славным российским летом, Александр Борисович арендовал для своей семьи небольшую дачку в тихом подмосковном поселке Малаховка. А местность эта издревле славится сосновыми борами и считается целебной. Короче, в один из воскресных дней неосознанное чувство заставило Александра Борисовича выйти из дома и углубиться в лесную чащу. Верхушки сосен золотились и розовели в синей вышине, неутомимые ноги Александра Борисовича по щиколотки утопали в прошлогодней хвое, воздух был напоен летней истомой. Прогулка способствовала раздумьям и Александр Борисович всласть углубился в размышления о судьбах закавычивания, интерлиньяжа и трекинга. Что ждет их впереди, эти трогательные кавычки, забавные межстрочные и межбуквенные пробелы? Говоря между нами, Александр Борисович истинный певец всех этих архаических типографских примочек.

Неожиданно, среди устилавшей землю сосновой хвои, с внешней стороны левой щиколотки Александра Борисовича послышалось шуршание. Александр Борисович обмер, его неспокойное сердце ускорило ритм биения и в следующее мгновение доцент гибко склонился к левой щиколотке и его некрупные, косо посаженные, но глубокие, как артезианские колодцы, глаза цвета лесного ореха встретились с другими глазами - глазками-бусинками. - Ёжик! - радостно воскликнул внутренний голос Александра Борисовича и пульс доцента мгновенно переместился в самые кончики имевшихся в наличии девяти музыкальных пальцев (десятый палец, как мы уже знаем, увы, отсутствовал).

Страстное желание прикоснуться к подрагивающим иголочкам, густо покрывавшим новоявленного знакомца, пронзило впечатлительный организм Алексландра Борисовича. И картины, одна заманчивее другой, стали разворачиваться перед доцентом Академии Печати...

Утро... Глаза еще закрыты, но пальцы уже нащупывают вожделенные иголочки и трепещут в волнении и ознобе. Впереди плодотворный день...

Вечер... Глаза уже закрыты, но волнения дня еще не отринуты, еще будоражат натруженный мозг, усталая ладонь поглаживает покалывающие, упруго пружинящие иглы. Морфей, путь открыт!

Решение созрело мгновенно. На зарплату доцента Академии Печати Александр Борисович вполне мог позволить себе содержать еще одного члена семьи. А нужно напомнить, что кроме красавицы-жены Тани, кандидата медицинских наук, в семье Александра Борисовича росли еще двое: подросток-сын Боря и молодая кошка Наташа, к которой Александр Борисович относился так, как если бы она была подросшей и переживающей апофеоз девичьего расцвета двоюродной племянницей жены. Александр Борисович надеялся, что и ежик, которого мысленно он уже называл Андрюшей, будет принят семьей радушно.

На душе потеплело, в конце тоннеля забрезжил свет... как вдруг... хрупкая, только что обретенная гармония вспыхнула, взорвалась и разлетелась вдребезги. Молнией пронзило сознание Александра Борисовича страшное видение.

День... Жена Таня ушла на службу, сын Боря – в специализированную школу с углубленным изучением иностранных языков, сам Александр Борисович отправился в Академию Печати. Дома остались Наташа и Андрюша...

Чувственность Наташи была хорошо известна Александру Борисовичу. Она будоражила душу доцента, но твердые моральные принципы, внушенные Александру Борисовичу в детстве, а также любовь к живой природе и глубокое понимание того, что всякое вторжение в ее сферы может нанести необратимый вред экологии нашей планеты, не позволяли перейти установленные веками и традициями границы. Но обладал ли пониманием всего этого Андрюша? Какая экологическая драма могла разыграться в доме на Котельнической набережной в один из дней рабочей недели? Появлением какого монстра мог увенчаться глубоко человеческий порыв, испытанный Александром Борисовичем знойным малаховским днем среди строевых сосен летнего бора?

Неизведанное прежде чувство вскипело в затаенных глубинах организма доцента. В следующее мгновение оно уже булькало и пузырилось. И стало неопровержимо ясно, что двум взрослым особям мужеского пола не место на просторах одной, пусть даже большой и разумно спланированной московской квартиры, если под крышей ее живет тонкое и чувственное создание, подобное кошке Наташе. Ошарашенный нежданно явленным ему экологическим откровением, Александр Борисович развернулся на 180 градусов и, не попрощавшись с оторопевшим Андрюшей, высоко запрокинув совершенный свой профиль, вечно напоминавший окружающим об, увы, уже вымерших римских патрициях (эпохи расцвета или упадка империи не суть важно), насвистывая сквозь зубы мелодии композитора Глюка, размашисто зашагал к своим – Тане, Боре и Наташе.

Так было сохранено экологическое равновесие в дружной семье нашего доцента. А любая семья, и в особенности семья Александра Борисовича, суть ячейка нашего не всегда и не во всём благополучного общества. Не хочется морализировать, но все же отрадно думать, что каждый из нас при случае тоже может укрепить стабильность мироздания, если ответственность свою перед человечеством, миссию свою, осознает в той же мере, что и Александр Борисович, простой русский доцент.

следующая глава